точка зрения

О незаряженной
базуке и спасительных
резервах

Олег Буклемишев,
к.э.н., директор Центра исследования экономической
политики, доцент кафедры макроэкономической
политики и стратегического управления
МГУ им. М. В. Ломоносова
Мировая экономика, завершая нынешнюю стадию цикла, находится в шатком состоянии.
Она подходит к очередному замедлению во главе с новым лидером на экономической карте мира — Китаем. По паритету покупательной способности китайская экономика — уже крупнейшая в мире и обещает в скором времени опередить США также и по абсолютному объему производства. Торговый спор, безответственно затеянный двумя экономическими супердержавами, только подталкивает глобальное хозяйство ближе к кризису. И хотя последние сигналы, скорее, свидетельствуют о попытке соперников немного отыграть назад, уменьшить накопленную взрывоопасную массу, связанную с рисками полномасштабной торговой войны, судя по всему, уже поздно — рынки, похоже, поверили в то, что кризис будет.
Китайская экономика — не только гигантская по масштабам и тесно связанная с остальным миром через цепочки торговых и финансовых связей, но все еще развивающаяся, незрелая по своим структурным характеристикам — функционирует на высоких оборотах с рисками и проблемами, которые подспудно накапливались годами. Так что будущая рецессия, по всей видимости,
впервые будет обусловлена главным образом состоянием развивающегося мира. Последние
опубликованные данные о китайской экономике, хотя чисто оптически им можно только позавидовать, тем не менее выглядят хуже, чем ожидалось.
Пожалуй, это первый «звоночек». Действительно, разговоры о скрытых экономических проблемах Китая идут уже много лет. Это и поощряемые государством инвестиции, которые уходят в никуда, и накопление долговой нагрузки, и возможные фальсификации статистики.
Даже если не верить официальным данным, по которым темпы роста не опускаются ниже 6% в год
уже на протяжении более четверти века, динамизм китайской экономики очевиден. Но никакие деревья не растут до небес. Рано или поздно любой экономике, а тем более такой огромной и инерционной, как китайская, требуется пауза для структурного переформатирования, сброса накопленных «шлаков», выбраковки неэффективных предприятий и секторов.
Второй недавно обозначившийся индикатор кризиса — кривая доходности госдолга США
приобрела инвертированный характер, короткие ставки стали выше длинных, что в условиях американской экономики является надежным признаком приближения рецессии.
Оружие для борьбы не готово, а мир утратил единство —
возможно, воевать с кризисом придется всем поодиночке
К сожалению, положение усугубляется непредсказуемостью траектории торгового конфликта. С одной стороны, мы имеем все еще полузакрытую, хоть и пропитанную рыночными отношениями неокоммунистическую диктатуру, а с другой — нахрапистого американского миллиардера из сферы недвижимости, который ведет себя скорей не как бизнесмен за столом переговоров, а как игрок за ломберным столиком («То приблизится — мол, пятки оттопчу, то отстанет, постоит — мол, так хочу»). Трамп постоянно меняет позицию, не давая угадать, что будет происходить даже в тактическом плане, а стратегия его тем более непонятна. Что может быть более непредсказуемым, чем столкновение этих двух противоположностей? Похоже, подход к точке невозврата
одновременно и США, и Китая, во многом продиктованный начавшимся торговым конфликтом
и перспективой его эскалации, и будет тем триггером, который запустит механизм будущей
рецессии. Из-за того, что домашние хозяйства и фирмы, принимающие экономические решения,
боятся неопределенности и начинают всячески избегать рисков, предчувствия кризиса становятся
материальной силой и порождают дальнейшее ухудшение ситуации.
Важное отличие будущей рецессии от предыдущих заключается в том, что ее все ждут, ведь со времени прошлого кризиса прошло уже более 10 лет — как раз пора. Тут уместно вспомнить, что он охватил мир внезапно, когда сначала на лучезарном горизонте незаметно появились тучки, а после чего налетел ураган, поставивший мировую финансовую систему на грань коллапса. Представить себе что-то подобное заранее было невозможно. Сейчас к кризису активно
готовятся, и то, что было сделано странами по итогам глобальных потрясений 2007–2009 годов для
укрепления финансовой стабильности, уже сыграло и еще сыграет положительную роль.
А сценарий развертывания будущего кризиса во многом зависит от того, как с ним будут бороться. И тут интересны три обстоятельства.
Первое. Развитые страны встречают новую рецессию с небывало низкими процентными ставками,
которые дальше снижать некуда. Это означает, что наиболее мощное антикризисное оружие, денежно-кредитная политика, не сможет быть полезной, ее «базука» не заряжена. Более того, США только что уменьшили свой запас монетарной прочности, перейдя от повышения процента к его снижению, а президент Трамп грубо «наезжает» на ФРС, чтобы продавить ставки еще ближе к нулю.
Второе. С фискальным арсеналом — бюджетными деньгами — ситуация везде очень разная.
Глобальный госдолг в номинальном выражении за последние 10 лет вырос более чем вдвое —
до $67 трлн, причем этот рост в основном отмечается в развитых странах. Однако суммарные
цифры скрывают значительную неравномерность показателей — и возросшую нагрузку по обслуживанию долга в ряде уязвимых экономик. Резюмируя, фискального фактора на борьбу с кризисом может не хватить, причем, по-видимому, там, где это нужней всего.
И третье, о чем обязательно нужно сказать в разрезе борьбы с кризисом, — очередной раунд
деглобализации, разворачивающийся на наших глазах. В момент наступления предыдущего кризиса довольно быстро собралась «большая двадцатка», которая представляет и развитые страны, и развивающиеся. Этот «клуб держателей контрольного пакета мировой экономики» тогда оперативно скоординировал свои усилия. Сейчас не один президент США Трамп занял крайне
обособленную позицию, в Европе тоже нарастают тенденции популизма и изоляционизма, что сказывается на многих позициях экономической политики, включая отношение к миграции,
к трансграничным торговым и финансовым потокам, к иностранным инвестициям в определенные сектора национальной экономики. Эта националистическая волна довольно сильно поднялась по сравнению с предыдущим периодом, поэтому найдут ли страны общий язык, чтобы бороться с такой совместной угрозой, как глобальный экономический кризис, — большой вопрос.
Таким образом, предкризисная озабоченность сегодня, безусловно, присутствует: оружие для борьбы не готово, а мир утратил единство и лидерство — так что, возможно, воевать придется всем поодиночке.
Российская экономика — прежде всего в силу конъюнктурного сырьевого фактора — традиционно
характеризуется высокой степенью зависимости от внешней конъюнктуры. Предыдущие глобальные кризисы — 1998 и 2008 годов — очень больно били по России, которая страдала больше, чем мировая экономика в среднем. Но оружие в этот раз у нас готово: фискальные
резервы уже в текущем году могут достичь 10% ВВП. Фонд национального благосостояния, который правительство упрямо продолжает накапливать, в том числе и с помощью неразумных мер в виде повышения НДС, вроде бы достаточен для того, чтобы пережить любой кризис мыслимых масштабов. В 2008 году, к слову, резервов у нас было немного больше, но их хватило для заливания всех проблем деньгами и относительно незаметного прохождения кризиса.
Возможно, даже слишком незаметного. Ведь именно после кризиса российская экономика утратила динамизм и перестала расти темпами выше мировых. Заливание деньгами имеет смысл для предотвращения системного финансового коллапса и смягчения социальных проблем, но не слишком помогает с точки зрения выправления искривленной структуры экономики и выбраковки неэффективных организаций. Да, прошлый кризис оказался позади, но мы вышли из него вместе
с остальным миром, оставшись без резервов и, что гораздо хуже, не поменяв архаичной экономической системы.
По оценке Внешэкономбанка, при падении цены на нефть до 40 с небольшим долларов за баррель
мы уже имеющимися резервами сможем финансировать бюджетный дефицит в течение шести лет.
Что, в общем, избыточно — кризисы столько не длятся. Поэтому сегодня наличие больших резервов парадоксальным образом вызывает не чувство комфорта, а опасения, что и в этот раз за счет денежных вливаний будет лечиться не то, что должно, а необходимая структурная перестройка экономики вновь не осуществится. Но экономика — это такая игра, в которой не могут все время выигрывать одни и те же, вне зависимости от продемонстрированных результатов.
К сожалению, баланс экономической политики в последние годы окончательно сместился в сторону консерватизма, зачистки всевозможных рисков. В известных майских указах сформулировано несколько целей, которые не очень хорошо друг с другом совместимы,
но исполнитель всякий раз выбирает те, которые требуют минимальных и понятных усилий. Мол,
пусть лучше мы не добьемся решения поставленных задач, но и опасностей по возможности избежим. Так получается, что темпы экономического роста и прирост реальных доходов куда менее важны, чем бюджетный профицит и низкая инфляция. А для того, чтобы изменилась
экономическая политика, она должна по-другому формироваться и другими мотивами руководствоваться. Россия сегодня сталкивается с огромным количеством социально-кономических диспропорций, мириться с которыми — вне зависимости от времени наступления и глубины кризиса — нельзя. Предстоящий кризис может стать отправной точкой для поиска правильных и наверняка болезненных рецептов решения вопиющих проблем неравенства, тотальной зарегулированности, некомпетентности, расточительства, изоляционизма
и низкой конкурентоспособности, а может остаться лишь очередным эпизодом в неустанной борьбе за сохранение политико-экономического статус-кво любой ценой. И чем раньше мы выберем первое, тем спокойней будем смотреть в будущем на приближение очередного кризиса.
18 октября 2019