О вреде игры в стабильность

Минувший год принес нам сразу трех черных лебедей. Первый — это коронавирус, приведший к кризису спроса и предложения. Второй — низкие цены на нефть, влияние которых, что бы мы ни говорили, на российскую экономику и бюджет огромное. И третий — это падение мирового спроса:
глобальный ВВП в 2020-м отрицательный и внешний спрос на российские товары и услуги значительно снизился.

Дополнительно, проблема, связанная с низкими темпами роста нашей экономики, никуда не ушла. Одна из ключевых претензий к правительству и Центральному банку сейчас состоит в том, что они не разделяют четко антикризисные меры, которые будут прекращены с признанием эффективности вакцины от коронавируса, и меры, стимулирующие развитие экономики в среднесрочном периоде. Это две принципиально разные группы, и с точки зрения инвесторов и бизнеса крайне важно понимать, какие из них уйдут вместе с эпидемией, а какие останутся с нами надолго в качестве стимулирующих развитие экономики. Выплаты на детей — антикризисные меры. А налоговые каникулы? Вложения в отрасли — среднесрочные меры, но они могут стать факторами роста. Ведь льготное налогообложение IT-отрасли, субсидии авиаперевозчикам могут привести к структурным изменениям. В налоговой сфере очень много неопределенности, которая негативно влияет на инвестиционный климат. В 2018 году повысили до 20% НДС и обещали, что до 2024 года никаких налоговых изменений не будет. В результате эти изменения есть, и они продолжают обсуждаться. Повышение до 15% НДФЛ — абсолютно бессмысленно. Снизился социальный налог, но, опять же, непонятно, является ли это временной антикризисной мерой или нет.

Темпы роста экономики России снизились по итогам 2020 года меньше, чем у других стран. Связано это с крайне низкой долей малого бизнеса. Если в Западной Европе на малый бизнес приходится боле 50% ВВП, то в России — 20–22%. В следующем году мы вырастем так же мало.
Согласно прогнозу, подготовленному совместно со Счетной палатой, темпы роста в ближайшие
годы составят порядка 1,5%. Никакого экономического бума до 2023 года не будет. Я прогнозирую возвращение на уровень 2019 года к середине 2022 года.

Российская экономика выглядит достаточно устойчиво. Мой прогноз на ближайшие пять лет — стагнация, а она предполагает низкие темпы роста — к сожалению, но и к счастью. Не будет провалов, но не будет и бума. Для того чтобы мы росли темпами выше среднемировых
показателей или хотя бы выше 3%, нужна какая-то история, которую Минэкономразвития не рассказывает. Эта история должна быть связана с улучшением бизнес-климата, с приватизацией — потому что с таким количеством госкомпаний и государства во всех секторах экономики мы быстро расти не сможем — это очевидно уже даже для правительства.

Влияние нацпроектов на экономику явно переоценено: на них было выделено порядка 27 тлрн
рублей до 2024 года (или порядка 4,5 трлн рублей в год), а капитальные инвестиции в год составляют более 20 трлн. Только бюджет, только государство и только нацпроекты не смогут обеспечить экономический рост и вряд ли вытащат экономику.

Для инвесторов точки роста сохранятся в сельском хозяйстве и сырьевых отраслях, которые
будут на плаву, несмотря ни на что. Для развития обрабатывающей промышленности ключевой станет стабильность обменного курса рубля. От слабого рубля выигрывает только бюджет и сырьевая экономика, которая экспортирует черные металлы, газ, нефть, а вся обрабатывающая промышленность — проигрывает. Хотелось бы напомнить, что треть российского импорта — инвестиционный импорт, и сейчас из-за девальвации инвестиции в обрабатывающую промышленность очень дороги и невыгодны предприятиям, поэтому здесь ожидается
стагнация.

Перспективы роста экономики в ближайшие три года будут во многом зависеть от политики
на валютном рынке. На конец 2020 года рубль опустился на 10% ниже равновесного уровня, что
стало проблемой для российской промышленности. Важно максимально снизить девальвационные
ожидания. Этой же позиции придерживается Минэкономразвития, прогнозирующее укрепление
рубля, которое пока не происходит. В апреле-мае 2020 года ЦБ, испугавшись разворачивающегося
кризиса, поддержал рубль своей интервенцией, что было абсолютно оправданно. Почему рубль при ценах на нефть в 40–45 долларов за баррель упал ниже 80 рублей в июле — загадка. Это было похоже на спекулятивную атаку и крайне негативно сказалось на всей экономике. Мы в своем прогнозе опираемся на то, что рубль будет находиться на равновесных уровнях порядка 68–69 рублей за доллар следующие три года, притом цена на нефть составит 45–50 долларов за баррель. Этот коридор наиболее рационален. Как будет на самом деле — трудно сказать,
поскольку в рамках бюджетного правила Минфин и ЦБ существенно влияют на курс в сторону
его опережения, что, на мой взгляд, ошибочно с точки зрения экономического роста. Вообще, обменный курс — один из ключевых факторов экономического роста в среднесрочной перспективе.

Достаточно опасным и проблемным сейчас является финансовый сектор. Меня совершенно не убеждает создание банковских экосистем, и засилье госбанков скорее негативно сказывается на секторе. По итогам 9 месяцев 2020-го у нас образовалась новая проблема: наличные деньги в обращении выросли на 25%, или на 2,4 трлн рублей. Обсуждаемая деноминация рубля, введение крупными банками комиссии за перечисления привели к тому, что за 9 месяцев были сведены на нет чуть ли не 15-летние усилия по обезналичиванию платежей. Сейчас экономика фактически
уходит в тень. Во многих ресторанах за расчет наличными предлагается скидка до 20%.

Вторая проблема — банковская паника, с которой ЦБ борется странным образом — была анонсирована идея ограничить снятие денег с карт индивидуальных предпринимателей, то есть фактически борьба со следствием, а не с причиной. Без сомнения, банковская система нуждается
одной из первых в модернизации, в приватизации, в нормальном регулировании. Центробанку
нужно более прозрачное регулирование, чтобы не допускать таких пузырей, какой случился с наличными деньгами, контролировать банковскую сферу и доходность банков вне зависимости от того, частные они или государственные. Есть много других мер, но приватизация — одна из ключевых.

Действительно смешно, когда в кризисный год крупнейшие банки подсчитывают рекордные прибыли. Если мы вспомним дуализм банковской системы, который состоит в том, что банк,
с одной стороны, — отрасль экономики, а, с другой стороны, его прибыль — это убыток для остальной экономики, и тогда рекордные прибыли Сбербанка или ВТБ — это рекордные убытки и потери для остальной экономики, которая и так теряет в кризис. Фактически банковская система выступает не стабилизатором и антикризисным рычагом, а скорее бенефициаром кризиса. Эта ситуация абсолютно ненормальная, с ней надо бороться.

В контексте денежной системы нужно добавить, что Минфин согласился с бюджетным дефицитом, он полностью финансируется за счет рынка внутреннего долга. С одной стороны, это может быть
неплохая тенденция, способствующая развитию рынка внутреннего долга. С другой стороны, Минфин фактически «пылесосит» финансовый рынок и забирает себе все деньги. Поэтому первый вопрос нужно ставить о банковском кризисе, а второй — о корпоративных бондах как источнике финансирования. Он будет крайне актуальным в следующие 2–3 года, поскольку рынок внутреннего долга может вытеснить все другие сегменты. Для инвесторов это означает, что достаточно надежный рынок внутренних корпоративных бондов будет давать дополнительную премию.

Выход есть, он понятен и был озвучен. В либеральном крыле правительства у нас образовались две партии — экономической стабильности и экономического роста. Сейчас превалирует партия экономической стабильности. Экономическая стабильность избыточна и зачастую достигается в ущерб экономическому росту. Например, в кризис Фонд национального благосостояния — так называемая кубышка — остался нетронутым, более того, он даже увеличивается. При этом бюджетный дефицит финансируется за счет рынка ценных бумаг. То есть фонд национального
благосостояния приносит ноль, поскольку размещен за рубежом под нулевые ставки,
а под 5–6% годовых мы финансируем дефицит бюджета. На мой взгляд, содержать такой большой
ФНБ без движения абсолютно бессмысленно. Принятый бюджет на ближайшие три года опять предполагает снижение дефицита и расходов. Это какое-то маниакальное стремление — свести бюджет с профицитом. Из почти 200 стран мы единственные в мире, кто этим так серьезно увлекается. Это означает, что Минфин из экономики изымает больше денег, чем ей дает, вместо того, чтобы бюджетными расходами поддержать экономику, поддержать рост, стремиться компенсировать убытки фирмам и бизнесу.

Я не абсолютизирую экономический рост, но, без сомнения, решение социальных проблем —
а доходы у нас уже 10 лет как не повышаются — связано с экономическим ростом. Между тем
игра в макроэкономическую стабильность идет в ущерб росту. А чем больше у нас бюджет и государство, тем меньше у нас частной инициативы и тем меньше экономический рост. Нам нужна
публичная дискуссия о том, какую экономику мы хотим создать и как мы будем расти.