Над нами постоянно висит угроза большой войны, и нужно искать выход. На минский процесс надежда очень слабая. Мне представляется, что есть необходимость для выстраивания диалога в ином направлении. Под разговоры о греческом дефолте почему-то российские СМИ не говорят о другом, гораздо более значимом для России дефолте, — украинском. Возможен ограниченный, а возможен и полный дефолт. Заметьте, что там, по некоторым прикидкам, до 30 млрд долл. российских частных вложений. Там действуют российские государственные банки, идет газовый и не только транзит. Есть вопрос о потоках беженцев. По официальным данным ООН, их уже порядка 800 тыс. с начала войны, а по расчетам экономистов МГУ и Института мировой экономики и международных отношений, эта цифра может достичь 1 млн 800 тыс. человек. Этот поток пойдет не только в сторону России, но и в сторону Польши и Германии. И поляки, и немцы стали сознавать такого рода угрозу. Это не может не волновать и наших коллег-экономистов в Киеве. По мнению независимых экспертов, для прекращения этого краха, для того, чтобы нам на голову не упал украинский экономический дом, нужна кооперация между Евро союзом и Евразийским союзом. Белоруссия и Казахстан заинтересованы в этом так же, как и Россия. Белоруссия станет прямым участником процесса, если польются потоки беженцев, а Казахстан, между прочим, — один из крупнейших инвесторов в том числе на Украине. По существу нужны проекты, которые помогли бы обойтись без широкого банкротства страны и создали бы мостики ко операции между Евросоюзом и Евразийским союзом, включая Россию. На мой взгляд, через эту кооперацию можно выходить на такие вещи, как, например, отмена санкций не на продукцию двойного назначения — это политический процесс, а на доступ к финансовым рынкам. Потому что странно требовать от России, чтобы она, с одной стороны, реструктурировала украинские долги, а с другой — не имела права заимствовать на европейских рынках. Если возвращаться к затруднениям российской экономики, то главная причина — не внешняя, а внутренняя. У нас замедление экономического роста началось в 2011 году, а не в 2014-м, когда возникли конфликты. Потому что мы исчерпали те возможности роста, которые были ранее. Они были связаны с сырьевой моделью и внутренним спросом. Про сырьевую модель все ясно, поэтому я остановлюсь на внутреннем спросе.
У нас население вообще не бедное. Сейчас у правительства 8 трлн рублей, у бизнеса для инвестиций — примерно 14 трлн рублей, а у населения — 27 трлн руб лей в разной форме, ликвидной и неликвидной. Заметьте, это почти в два раза больше, чем у бизнеса, и более чем в 3 раза больше, чем у правительства. Это определенный источник спроса. Была накачка потребительскими кредитами. Но с кредитами все — игры закончены. В ближайшие годы возвращение кредитов должно идти в большем масштабе, чем возможное кредитование, тем более что мы в кризисной динамике, люди теряют работу, они не очень платежеспособны — за год примерно на 10% снизились доходы населения. Нужно переходить на другие модели роста.
Что нам придется делать в ближайшее время? Есть два способа поднять уровень инвестиций. Либо сделать очень привлекательным инвестиционный климат, чтобы частные деньги прибежали сами, либо запустить искусственную стимуляцию в виде государственных инвестиций. Первое правительство и Центральный банк пытаются сделать, но, на мой взгляд, здесь есть очень серьезное препятствие: на Украине идет война. И это не гражданская война, это гораздо более серьезное масштабное противостояние. К вам не могут прибежать иностранные деньги с основных рынков, потому что они под запретом из-за санкций. К вам боятся прийти деньги российских капиталистов, потому что выстрел в Донбассе поднимает или опускает рубль, и это риски. Второй путь — вброс государственных инвестиций. Но их же мало: 8 трлн рублей — это чуть больше половины того, что нужно российской экономике в год. При этом, чтобы эти деньги не превратились в валюту и не выскочили на мировой рынок, потребовалось бы вводить валютные ограничения, а тогда вам вообще никто не поверит и больше сюда не будут приходить даже деньги офшорных капиталистов. Можно ли здесь что-то сделать? Очень трудно, но я бы сказал, что есть вариант, когда можно пройти по краю пропасти. Важно, не вводя валютных ограничений, пытаться делать проекты, в которые вкладываются государственные деньги, и под них привлекаются деньги частные. Прежде всего это инфраструктурные проекты, потому что строить дороги, тянуть оптоволокно и тому подобное — это и для кризиса очень правильно, это хороший мультипликатор, и для будущего развития. В рамках разработки для правительства основных направлений деятельности до 2018 года среди базовых вариантов выхода из инвестиционного кризиса экономическим факультетом МГУ было предложено делать закрытые общества по развитию инфраструктурных проектов с государственной капитализацией и выпуском частных облигаций для того, чтобы в этом могли участвовать бизнес и население. Надо пытаться сочетать эти вещи. Можно ли пройти по этой сложной линии? Можно, если будет доверие к регулятору. Без этого ничего не будет. Очень многое зависит от того, как власть общается с бизнесом и населением. В кризис вообще ключевой момент — восстановление доверия. Поэтому мне кажется, что перспектива ближайших трех лет — это вопрос, сможем ли мы выйти на 2–3% роста от нынешнего падения к 2018 году. Думаю, что к 2016 году будет понятно, какие способы будут применены, и именно тогда начнутся государственные инвестиции, потому что это выборный год, а политические циклы всегда влияют на экономику. А 2018 год будет еще более важным, потому что в преддверии президентских выборов уже нужно будет показать какие-то результаты.