Путь визионера

И./ Виктор, вопреки пандемии 2020 год стал рекордным по количеству IPO за три года. Почему именно сейчас?

Рынок технологических IPO растет потому, что венчурный капитал, который доминирует на рынке создания новых технологий и продуктов, резко увеличился. В 2010 году $20 млрд были помещены в стартапы на американском рынке. В 2020 году эта сумма превысила $500 млрд. За 10 лет рост
больше чем в 10 раз. Этот небольшой — относительно всего фондового рынка США, который составляет $50 трлн, — и агрессивный капитал создают 90% компаний, которые вы видите на NYSE и NASDAQ. Как растет венчурный капитал — он приходит в основном от институциональных инвесторов. Самый большой инвестор — компания Fidelity. Второй по объему — пенсионные фонды. Третий — эндаументы университетов. Туда же двинулись корпорации. Практически не осталось компаний из списка Fortune 500, у которых не было бы своих венчурных фондов. Даже компании, которые совсем недавно вышли на IPO, тоже заводят свои венчурные фонды — потому что им
нужно искать инновации, чтобы расти.

Стартап выходит на публичный рынок через 6–8 лет с момента основных инвестиций в средней
стадии. Активизация инвестиций в 2014–2016 годах определяет начало волны IPO сейчас. Эта отложенная динамика будет определять рост IPO в течение следующих пяти лет. Компании, в которые проинвестировали в 2016–2020 годах, выйдут на IPO в 2025-м и позже.

И./ Какой путь проходит стартап до экзита?

Стартапы живут такой жизнью: сначала они не приносят никакой ценности. В какой-то момент
начинают что-то полезное производить. А дальше быстро или медленно растут. На каждой стадии есть свои инвесторы. Если компания стоила в начале $10 млн, а на следующей стадии $10 млрд, то тот, кто в начале инвестировал, заработал $500 на $1 вложенный. И он уже готов продать этот и инвестировать деньги в другие стартапы. Кому он продает? Тому, кто вошел на более поздних
стадиях, либо на рынок секондарис.

Раньше у компаний было два варианта размещения: M&A и IPO. M&A может произойти на разных стадиях. Если вы возьмете 100% венчурных денег, то 50% из них выходят, когда компания стоит от $20 до $70 млн. И по объему это самое большое количество: около 80% венчурных сделок совершается в этом диапазоне. Но по сумме это 50% всех сделок, то есть маленькие-маленькие сделки, никто их не видит. Мы видим оставшиеся 50%. Это либо компании, которые выходят на M&A на более поздних стадиях, когда уже про сделку пишут, потому что она на $500 млн, либо это IPO. Если вы достигли $100 млн и маржинально прибыльны, и даже если вы убыточны, но растете на 30–40% в год — вам дорога на публичный рынок.

К этим возможностям прибавилась третья: SPAC. SPAC — это новая жизнь для компаний, которые
не имеют права идти на публичный рынок. И это дизрапшн** венчурного капитала, альтернатива для стартапа. Основное отличие SPAC от IPO состоит в том, что в SPAC продается будущее. На IPO продается прошлое. Фундаментальное отличие, и я думаю, это первое, что заметит SEC и уравняет шансы, разрешив компаниям, идущим на IPO, тоже говорить про будущее, либо запретит говорить про будущее стартапам, которые выходят через SPAC. Еще есть Private Placement — корпоративное IPO. Все эти альтернативы демократизируют и вход, и выход из сделок.

И./ На что вы обращаете внимание в первую очередь при отборе компании в портфель?

Когда я инвестирую как ангел, а это происходит на очень ранних стадиях, на мое решение влияют две вещи. Первая — это проблема, которую решает фаундер. Вторая — это сам фаундер и его команда. Если я верю, что проблема большая, и верю, что этот человек ее может решить,
этого достаточно. Фонд инвестирует на более поздних стадиях. Мы смотрим на экономику — она уже есть, на продукт. Разговариваем с партнерами, с клиентами, находим максимум информации про стартап. На этом рынке есть асимметрия: те, кто внутри, знают больше, чем те, кто снаружи, но они преподносят информацию со своей приправой, ее нужно очистить и оставить только правду. Это то, чему мы каждый раз учимся. Мы посмотрели тысячи сделок, без преувеличения, а проинвестировали в тридцать. Это рынок, на котором нужно долго целиться и очень редко стрелять. Как снайперу, у которого мало пуль: он сидит, выбирает и находится в постоянном напряжении. Вот это наш бизнес. Воронка хорошего фонда, как вы уже поняли, — широкое горлышко обзора и узкое отверстие на выходе.

И./ Что лучше — заходить на ранней стадии или на поздней?

Многие говорят, что короткий фонд хорошо, а длинный плохо. Почему длинный плохо? В коротком раньше вернешь деньги, но вернешь меньше. А в длинном вернешь позже, но больше. Что лучше: заработать на 10 годах $8 дохода на $1 вложенный или на 5 годах $4 дохода на $1 вложенный? На поздней стадии вы зарабатываете меньше денег, но быстро, на ранней — больше денег, но медленно. IRR при этом такой же — 25%. Если правильно управлять портфелем, вероятность заработка на ранней стадии не меньше, чем на поздней стадии. Вопрос, в какой профиль риска инвестировать, имеет отношение не к математике, а к установкам в голове. На поздней стадии вы, скорее всего, не можете заработать очень большие деньги, потому что компания не вырастет с $5 млрд до $500 млрд. Такое может произойти один раз в жизни с одной-единственной компанией. И то, что это будет именно ваша портфельная компания, — бесконечно невероятно. Но то, что
ваша компания вырастет с $10 млн до оценки $1 млрд или $10 млрд, — возможно.

И./ Правильность ставки очевидна в ретроспективе, а в моменте?

У нас есть два вида ошибок: когда мы проинвестировали в то, во что инвестировать не должны были, и не проинвестировали в то, во что должны были проинвестировать.

Венчурный фонд — это фабрика по управлению стартапами. Нужно в какие-то компании добавлять
денег, потому что они круто растут, в какие-то компании добавлять денег, потому что они, наоборот, круто не растут. И каждый раз думать, добавлять или не добавлять денег. Какие-то компании нужно быстро продавать. Ключевая задача любого инвестора — найти следующего
инвестора.

И./ В каких историях вы решили эту задачу лучше всего?

Мы проинвестировали в одну компанию в 2014 году, потом доинвестировали, и в марте этого года она заявила о выходе на публичный рынок. Мы заработали $700 млн на меньше чем $20 млн вложенных денег. Фонд должен вернуть $10–11 на каждый вложенный доллар инвестора. Стартап сказал: «Виктор, ты станешь легендой». На самом деле, это Fort Ross станет легендой.

Еще пять наших компаний были проданы стратегам, одна из них в Apple, две компании, Uber и Tufin, уже вышли на публичный рынок.

И./ Какие вопросы должен задать себе частный инвестор перед тем, как инвестировать в венчур?

Если вы хотите инвестировать в венчур, ваша задача — положить деньги в один, два, три фонда. Если ограничены в средствах, то в один фонд. Как минимум, это диверсифицирует ваши риски. Как минимум, вы не кладете напрямую.

Если вы хотите инвестировать напрямую, фактически вы создаете свой фонд. Вопросы, которые вы себе при этом задаете: 1. Почему я? 2. Почему этот стартап?

У венчурного инвестора есть два секрета: 1. Быть первым. Допустим, я инвестирую в ранние стадии. География, допустим, Нью-Йорк. Ценовой диапазон такой-то. И в выборке будет 1000 стартапов. Моя задача как инвестора получить доступ ко всей тысяче стартапов раньше других. 2. Из этой 1000 стартапов отобрать 10 лучших. Второй секрет гораздо менее важен, чем первый, он приходит с опытом. Первый секрет связан с построением бренда, созданием имени на рынке. Это очень важно. При прямых инвестициях вы должны создать свое собственное имя или инвестировать с кем-то. Если у вас есть друг, профессиональный ангел, лучше инвестируйте вместе с ним.

Венчурные фонды часто инвестируют в когорты. Вы верите, что в следующие 10 лет выстрелит фудтех — например, искусственное мясо. Вы должны проинвестировать во все более-менее нормальные компании, которые делают искусственное мясо. Почему? Потому что вы ставите на индустрию. Далее в этой области шесть компаний из десяти умерли. Для венчурного капиталиста это хорошо — между остальными снизилась конкуренция! Венчурному фонду не нужно, чтобы четыре выстрелили, тем более десять. Одной будет достаточно. Так рассуждает венчурный капиталист. Так не рассуждает публичный инвестор. Это фундаментальное отличие.

И./ Как должна меняться стратегия в зависимости от объема инвестиций?

Чем на более ранней стадии вы инвестируете, тем больше компаний вам надо иметь в портфеле,
потому что шансы, что компании умрут, — большие. Вам надо посеять больше, чтобы увидеть те
компании, которые, может быть, не умрут. На ранней стадии вы должны проинвестировать в 100 стартапов, на средней стадии — в 20, на поздней — в 10. И весь фокус заключается в том, что какое-то количество больших денег вы откладываете в сторону, а какое-то количество инвестируете. То, что вы отложили в сторону, называется dry powder или резерв, а на то, во что вы проинвестировали в начале, вы смотрите. Из них 80 умерло, 20 осталось. Вы в эти 20 доинвестировали. 10 умерли, 10 осталось. Доинвестировали. Две вы продали, пять туда, одна сюда,
остались две лучшие компании в вашем портфеле. Но до экзита еще пять раз надо проинвестировать, а у вас денег нет. Вот: ура — мое — надо в это вкладывать, а деньги кончились. Уже доходность ниоткуда не родится. Поэтому всегда должен быть резерв, чтобы из него докладывать в те компании, которые растут. В результате, когда фонд завершился, вы понимаете: в две компании вы положили 50% всех денег. Почему сразу не положили все деньги — не знали, кто выстрелит.

И./ Кто скорее всего выстрелит в 2021?

Финтех я бы выделил особо. Есть такой небезызвестный стартап Robinhood, который нашумел из-за мемовых торгов, геймшопа и так далее. Тем не менее, несмотря на все проблемы, Robinhood прибавил почти миллион пользователей только за январь этого года. Прибавил то, что называется first time deposits, чем измеряются эти компании. Это был исторический рост. Потом Coinbase — это самая крупная мировая криптобиржа. Еще интересная компания Stripe — это платежная технология, по размеру бизнеса не меньше, чем PayPal. Думаю, у нее большое будущее. Chime —
это необанк с дебетовой картой и овердрафтом. Очень быстро растет. Marqueta — это компания, которая позволяет другим компаниям выпускать дебетовые и кредитные карты.

В электронной коммерции все ожидают IPO Instacart, своего рода Сбермаркета американского. В фудтехе — Impossible foods.

Мы ожидаем, что инвесторы в 2021 году заработают еще больше, чем заработали в 2020-м.

И./ На публичный рынок хлынули все, у кого есть свободные деньги и есть настроение их потерять, в том числе непрофессиональные инвесторы. Вы видите пузырь на рынке IPO?

Все параллели относительно пузыря восходят к кризису доткомов. Но кризис доткомов произошел из-за того, что инвестиции шли только в электронную коммерцию. Когда стало понятно, что электронная коммерция не займет 75% рынка вопреки прогнозам «Андерсон консалтинг», случилась переоценка рынка. Ошибся ли рынок в своем предположении? Не ошибся. Ошибся в сроках. Венчурные капиталисты — оптимисты, и рынок этот оптимизм поддерживает. Ошибаются не с трендами, а со сроками. Так же ошиблись со сроками внедрения блокчейна. На такие глобальные изменения нужны десятилетия, а не 3–5 лет.

Сейчас венчурные инвестиции распределены по разным индустриям. В огромных отраслях — медицине, строительстве, образовании, энергетике — все больше венчурного капитала. Венчурные инвестиции в космос выросли буквально с нуля в 2010 году до приблизительно $70 млрд в 2020-м.

Сегодня дизрапшн происходит фактически везде. И во многом благодаря информационным технологиям. Проникая в разные отрасли, информационные технологии дают подкачку денег, формируя новые бизнес-модели.

И./ Дизрапшн — это теперь основная цель любого стартапа?

Пять-десять лет назад было важно, какую квартальную прибыль вы получили и какие прогнозы на следующий квартал. Теперь earning call посвящен не тому, сколько вы заработали за квартал, а тому, что будет через пять лет. Нужно доказать, что вы будете на этом рынке продолжать
существовать и развиваться. Многие говорят, что этому научил Amazon, потому что он 20 лет не платил дивиденды, говорил, что он не про настоящее, а про будущее, а не хотите, то инвестируйте во что-то другое. Но главная причина этого перехода — дизрапшн. Десять лет назад почти все компании существовали в своей оболочке: сосед слева конкурент, сосед справа конкурент. Нужно видеть их и бежать быстрее конкурента. Сейчас непонятно откуда взявшиеся на рынке новые игроки дизраптят твой бизнес. Они 8–10 лет назад были маленьким стартапом, а теперь
летают в космос, возят туда грузы в 10 раз дешевле, чем Боинг. И что с этим делать? Десять лет назад у Боинга не могло появиться такого конкурента.

В агропроме, который сейчас завоевывает Google, он один из крупных игроков. В финтехе Аmazon, PayPal, Square отъели кредитование малых компаний, потому что они на кончиках пальцев чувствуют, что в этих компаниях происходит, и гораздо лучше могут их кредитовать, чем банки.

В каждой индустрии компании теряют статус-кво, пандемия подтолкнула, но в большей мере просто показала, что происходит на самом деле. Из-за прорывных технологий компаниям приходится очень много инвестировать в работу со стартапами, что дает толчок всей экосистеме.

И./ У этой безудержной гонки должна быть обратная сторона.

Если есть какая-то большая общечеловеческая проблема, то я бы не эмиссию CO2, не изменение климата и не летящий астероид поставил на первое место, а то, что человечество совершенно не готово к тому, что через 20–30–40 лет привычных нам профессий не будет. Чем люди будут заниматься? Что произойдет с миром? Если не брать плохой сценарий, в котором все взорвется и останутся только те, кто долетел до Марса. Раньше весь прирост ВВП зависел от количества людей, но 300 лет назад ВВП начал расти достаточно быстро, потому что в разные индустрии начали проникать технологии. В XX веке самый большой нетто-прирост ВВП в мире дали женщины,
вышедшие на работу, потому что технологии освободили женщин от ведения домашнего хозяйства. 50% населения промышленно развитых стран вышло на работу. В 70-х годах XX века рост ВВП остановился, потому что все женщины, которые могли выйти на работу, уже сделали это.

И./ В XXI веке что будет таким двигателем роста ВВП?

Роботы. Люди становятся более производительными за счет автоматизации. Не суперквалифицированный специалист может делать сложные операции с роботом-хирургом. Предполагается, что роботов обучат на больших данных и простые операции они смогут делать вообще без людей. То же самое будет происходить во всех индустриях. Поэтому в следующие 20 лет ВВП может расти на 5–7% год к году — пока все не будет роботизировано.

Но чем отличается предыдущее развитие человечества от следующих 20 лет? Тем, что каждая следующая революция давала новые рабочие места. Были извозчики, которые ездили на лошадях, дальше появились автомобили. Извозчики исчезли, но появились водители, их количество росло. А сейчас эта революция может не принести новых рабочих мест совсем. Это означает, что огромному количеству людей, которые заняты квалифицированным и неквалифицированным трудом, — хирургам, бухгалтерам, даже трейдерам — просто нечем будет заняться.

Я думаю, что индустрия гейминга — это абсорбция людей, которые будут вымыты из экономики вследствие роботизации и автоматизации производства. Про игры, возможно, надо думать в парадигме профессиональной деятельности.

Люди всегда заняты добыванием хлеба насущного. И только 1% так устроен, что им что-то надо просто так. У них есть энергия, любопытство. И они занимаются либо наукой, либо творчеством, что-то изучают просто так. А большинство людей не могут и не хотят что-то делать, если им не надо деньги зарабатывать. А настанет такое время — их работа будет больше не нужна. Первой проблемой будет — как им платить. Но эту проблему решат через вмененный доход. А дальше что произойдет, никто не знает.

И./ Означает ли это открытие перспектив для творческих людей?

Каких-то творческих людей — да, но каких? Есть индустрия медиатех: создание контента. Некоторые из работающих в ней бизнесов стоят очень дорого. Мои друзья в LA, проект Icons, делают виртуальных персонажей. Они приходят к Майку Тайсону и виртуализируют его. Снимают
точную копию, и он начинает жить своей виртуальной жизнью. Вы не можете понять, что это фейковый персонаж. Я видел Тайсона. Тайсона, который с экрана разговаривал со мной, отвечал на мои вопросы голосом Тайсона. Я 20 минут смотрел на Тайсона, который не Тайсон, который ходил по виртуальному дому — его дому, но полностью погруженному в second line. И поверить в это было невозможно. Они привлекли уже 50 актеров: Майка Тайсона, Брэда Питта, Анжелину Джоли…

И./ А им это зачем?

Они люди и хотят отдыхать. А приходится все время что-то делать. И вместо того, чтобы что-то делать, можно создать своего виртуального персонажа, который 24/7 будет зарабатывать деньги. Их персонажи за них будут встречаться с Брэдом Питтом, таким же виртуальным, пить кофе,
и на них все будут смотреть и платить. Вот купили бы вы с Майком Тайсоном встречу — когда вы сидите у себя, а он у себя, и он с вами разговаривает? А это не он. Таких сто разговаривают
со ста другими вами. Только вами реальными, а они виртуальные.

Есть стартапы ранней стадии, которые делают новый вид кино, в котором фильм с одним набором персонажей идет с разными сценариями. Вы заходите в Netflix и смотрите свой фильм, со своей концовкой — вы хотите, чтобы была хорошая, добрая концовка, чтобы влюбленная пара жила долго и счастливо. А кто-то другой хочет, чтобы было много драмы. Они пытаются сделать в фильме, как
в жизни, когда многовариантный сценарий идет от случайностей — случайностей, которые задает нейронная сеть. Это очень сложно рендерить в режиме реального времени. Поэтому пока они делают 20 вариантов, а не каждому свое. Но в итоге они хотят сделать, чтобы у каждого было свое.

И./ Как придумываются такие проекты?

Сидят очень талантливые люди, которые думают, что кино в сегодняшнем виде очень неромантично и неинтересно. Потому что слишком дорого и однообразно. Фильм один, а люди
хотят разное. И нужно кино персонализировать. На сегодняшних технологиях это тяжело. На технологиях завтрашнего дня — вполне реализуемо.

И./ Какие технологии мы увидим в следующие 10 лет?

Очень много индустрий будут работать вверх ногами. Мясо будет выращиваться в пробирке. Я ел стейк, напечатанный на 3D-принтере. Это не убитая корова, а клетки жира, белка, протеина и аминокислот, которые печатает принтер. Одна клеточка за другой, за третьей, за 20-й. Вот такой кусочек мяса, распечатанный на 3D-принтере, стоит порядка $30 тысяч. Потому что пока не умеют
делать дешево. Но технологии на то и технологии. Когда вы научились делать за 30 тысяч — через 5 лет будет 5 тысяч, через 3 года будет тысяча, потом — 500, а через 10 лет — три копейки. Есть другой способ производства мяса: прямо в пробирке сеют массу и с помощью аминокислот и катализаторов выращивают фарш. Если вам коров жалко, но при этом вы не испытываете проблем
с тем, чтобы есть животный белок, то вот для вас белок, созданный в пробирке. Фаундер Impossible Foods при думал искусственное мясо для тех, кто любит вкус мяса, но не хочет его есть либо по этическим причинам, либо считая его вредным для здоровья.

И./ Это выстрелит из-за более низкой цены или потому, что коров на всех не хватит?

По совокупности. Будет гораздо выгоднее печатать мясо, чем выращивать. Impossible Foods потребляет на 97% меньше воды, на 90% меньше энергии и выброс карбона CO2 уменьшается на 99%. Это эффект выращивания растительного мяса. Эффект мяса из пробирки будет еще больше. Я думаю, что через 20–30 лет потребление стейков из реальной коровы будет либо запрещено совсем, либо стоить, каксейчас из 3D-принтера — $30 тысяч за стейк. Это будет дефицитный товар. Только очень-очень малое количество людей сможет его себе позволить. Далее — биоинженерия сейчас находится в стадии, в которой информационные технологии находились в 70-е годы. Можете себе представить, что произойдет с биотехнологиями в течение следующих 40 лет. Для этого представьте, что произошло с IT за 40 лет. В вашем айфоне больше вычислительной мощности, чем во всех серверах конца 60-х годов вместе взятых. Рынок энергетики переживает бурное развитие, идет создание батарей, в которых исключены все редкоземельные дорогие металлы — литий, кадмий, никель. Новые батареи будут сделаны из железа, алюминия и разных катализаторов. Они будут гораздо более эффективными, с высокой плотностью. Связь очень сильно изменится, появится поколение спутниковой связи, которое фундаментальным образом увеличит полосу пропускания — количество данных, которые можно будет обрабатывать на конечном устройстве. Квантовые компьютеры, которые придут на смену кремниевым компьютерам, — это не другой вид компьютера, это совершенно другой мир вокруг нас. Начиная с того, что исчезнет любое шифрование, кроме квантового. Потому что квантовый компьютер текущие методы шифрования взломает за 20 минут работы. А текущим средствам декриптинга нужно 100 тысяч лет для того, чтобы сломать шифрование квантового компьютера. Квантовые компьютеры на шесть порядков ускорят вычисления, а некоторые — в миллиарды раз. Через 20 лет мы будем жить в совершенно другом мире. Мы и сейчас живем в другом, но этого не понимаем. Технологии формируют стандарты поведения, то, как мы думаем, как действуем. Вопрос только в том, что раньше технологии менялись очень медленно. А сейчас технологии фундаментально меняются очень быстро.

И./ Этому стремительному развитию нет предела?

Нет. Потому что есть куда развиваться.