Нефтегазовая и энергетическая промышленность
На фоне замещения иностранных собственников отечественными остаются незамеченными чуть ли не тектонические изменения в данной отрасли: создаются новые игроки, предлагающие клиенту комплексный подход к решению его задач. Формирование такого предложения под ключ займет 7–10 лет, если пойти путем органического роста. Но текущий период не терпит столь длинных сроков, поэтому на первый план выходят сделки M&A. В 2022 году мы не раз столкнулись с одним и тем же рецептом создания таких игроков: за основу берется сильная компания размера топ-10 в своем сегменте с запасом производственных мощностей, к ней присоединяются схожие по размеру или чуть меньшие активы с сопоставимым списком заказчиков, но различной номенклатурой продукции, а затем приобретается ряд небольших игроков, обладающих сильной инженерной компетенцией или уникальным продуктовым решением, требующим масштабирования. В результате объединенная компания получает синергию на всех уровнях без необходимости захвата рынка (клиентов, ниш), оптимизирует расходную часть, усиливает свое положение в глазах заказчиков и местами даже становится сложно заменимой, а также получает шансы на успешную разработку и апробацию инновационных продуктов, разговаривая с заказчиками наравне, что крайне важно для российской специфики, где высока доля окологосударственных компаний и частных вертикально интегрированных клиентов. После каждой такой сделки требуется время на интеграцию, поэтому считаем, что процесс формирования подобных игроков растянется и завершится не ранее чем через пять лет.
Дальнейшее развитие вновь созданных компаний может проходить по двум сценариям, но с единым фундаментом в виде обеспечения стратегической безопасности страны и, как принято говорить, «технологического суверенитета» по причине критической важности нефтегазового и энергетического секторов для государства. Сценарий первый — госкапитализм. Комплексный подрядчик, созданный игроком с финансово-инвестиционным профилем, зарабатывает на повышении операционной эффективности и склеивании воедино разных по масштабу структур и, сделав сложную работу за госкомпанию, продает уже укомплектованный актив единым лотом. В своей практике мы все больше сталкиваемся с поставленной в госкомпаниях задачей наращивания непрофильной выручки, поэтому логично, что спрос рождает предложение.
Сценарий второй — патриотизация. Текущие условия открывают новые возможности для промышленников-визионеров. Задача визионера будет состоять в том, чтобы цена возвращения на рынок ушедших иностранцев была непомерно высокой. Для этого они, закрывая потребность в инженерах, в замещении технологий и кратном увеличении собственных размеров бизнеса, попытаются заполнить собой все имеющиеся ниши, а в отдельных сегментах — навязать свои позиции клиенту, подстроив стандарты работы под себя. Для реализации такого сценария крайне важна поддержка государства, и воплотить в жизнь подобную затею на свободном рынке сложно. Но истории известны случаи довольно эффективного взаимодействия бизнеса и властей. Стоит вспомнить японские конгломераты — дзайбацу, созданные 150 лет назад людьми, приближенными к власти, всецело разделяющими с ней единые цели и озабоченными интересами государства, в качестве ответа японских властей на риски колонизации страны и отставания экономики. В результате Япония смогла эффективно модернизировать промышленность, копируя зарубежные изделия и проводя прочий реинжиниринг, буквально за 20–30 лет. Российские особенности экономики затрудняют создание многоотраслевых конгломератов, но вполне позволят занять несколько различных ниш в рамках одной отрасли, заполнив собой рыночное пространство. В связи с этим мы ожидаем продолжения активности патриотически-прагматичного M&A, так как окно возможностей будет коротким, а действовать надо быстро.